— Я не хочу молчать, — вдруг застонала Герда. — Не хочу!

По голове её, что ли, ударить?!

— Если ты сейчас же не заткнёшься, то умрёшь! Я занимаюсь кроветворением!

Начинать с увеличения объёма крови в теле можно было бы счесть и глупостью, если бы кровопотеря не достигла критической точки. Кроме того, я боялся браться за сложное соединение тканей, а потому лишь примитивно создал своеобразные тромбовые затычки на самых крупных артериях, чтобы хоть как-то приостановить ток крови. Страдающий от недостатка кислорода ребёнок начал шевелиться активнее.

А дальше время для меня исчезло. Мои глаза видели, как в комнату вошла Лиза и стала обтирать роженице лоб, что-то непрерывно успокаивающе нашёптывая ей при этом. Мои уши слышали стенания Герды. Рука чувствовала тепло низа живота женщины, а ноги боль — они затекли от долгого стояния на коленях. Но разумом я был далеко. Под моей властью множились кровяные тельца с невероятной для них скоростью. Я купался в потоке энергии, жадно впитывал её и не менее щедро отдавал. В конце концов, пальцы мои начали дрожать, а дыхание стало прерывистым. Мне пришлось прерваться, чтобы сделать краткий перерыв. Я с трудом приподнялся и тут же опёрся о балку, поддерживающую крышу. От перенапряжения меня подташнивало. Судя по оставшемуся в лампе маслу, прошло около часа.

— Всё? Уже всё? Теперь она родит нормально? — с надеждой заверещала Лиза, но я только отрицательно покачал головой и сказал:

— Беги обратно и приведи девочку. Помнишь, она была вместе со мной в доме?

— Да.

— Её зовут Элдри. Скажи, чтобы она взяла мою сумку с синей бечёвкой, бутыль с эфиром Гюрана и со всех ног сюда бежала. Скажи, что я велел. Незамедлительно сюда! Поняла?

— Да. Сумку с синей бечёвкой и бутыль фюрера!

Треклятье! Вдруг они там не то принесут?!

— Сумку с синей бечёвкой и деревянный ящик из-под моей лежанки, дура! И не стой столбом! Беги давай! — прикрикнул я на неё.

Перепуганная моими командными воплями Лиза, даже забыв накинуть снятый полушубок, послушно бросилась вниз по ступеням. Наверняка только пятки сверкали. Я же снова сделал несколько глубоких вдохов и, ещё некоторое время постояв в полной неподвижности, подошёл к изголовью кровати. Голова Герды с прикрытыми глазами лежала на соломенной подушке почти в профиль. Глаза женщины были закрыты, но, словно почувствовав мой взгляд, она приоткрыла веки и шепнула так тихо, как лёгкий летний ветерок пролетает над лугом.

— Мне больно.

— Боль — это хорошо. В смерти нет боли.

— Тогда смерть — это хорошо.

— Нет, Герда. В смерти нет жизни. Там не может существовать то, что ты зовёшь «хорошо».

— Мой ребёнок, — словно бы вспомнила женщина и поглядела на меня с надеждой. — Он ведь в порядке. Правда?

— У тебя девочка. Так что не надо говорить «он».

— Девочка, — расцвела она и зашептала. — Моя девочка. Я назову её Мишель… Или Катрин. А, может, как маму — Аннет.

— Герда. Я не уверен, что она выживет. Далеко не уверен.

Женщина приподняла свою руку так медленно, как если бы та не хотела ей подчиняться. Движения давались ей с огромным трудом, но она плавно протянула пальцы к моей ладони, подтянула ту к себе и в порыве благодарности поцеловала.

…Так же, как и тогда, когда я восстановил зрение мастеру Гастону.

— Это я виновата, — с горечью и слезами произнесла Герда. — Мне не надо было тогда говорить тебе все те гадости. Но я была так зла, так хотела сделать тебе больно! А мир счёл мою злобу за молитву. Это моя вина, что мой ребёнок никак не может родиться!

— Так. Прекращай давай! — я настойчиво вернул её руку на прежнее место и отвернулся, чтобы женщина не видела выражения моего лица.

Нечто гадко неприятное раздирало меня изнутри. Быть может, мне представилось, что так могла раскаиваться моя собственная мать? Вряд ли она не знала, какого ублюдка носит в себе. Вряд ли не желала избавиться от меня точно также.

— Арьнен, прошу тебя, ради моего деда. Спасай не меня, а дочку!

— Сопли вытри, — я швырнул ей одно из полотенец в надежде покончить с трагичностью момента и пессимизмом. А затем, внутренне содрогаясь от всего сказанного, снова вернулся к целительству.

Мысли мои стали сумбурны. Они перемешались в какой-то плотный змеиный комок. Они жалили. Пускали в меня яд. Душили! И при этом я не мог сосредоточиться ни на одной из них, чтобы понять, что же такое со мной творится. Я принимал роды, но перерождение как будто происходило со мной. И вместе с тем я обязан был адекватно воспринимать реальность, так как трещина, за время моего отдыха, стала ещё больше. С таким трудом сотворённая кровь снова вытекала на пол. Сердцебиение младенца стало ещё слабее. И да, можно было попробовать вспороть Герде живот, чтобы вытащить из неё ребёнка, но я был более чем уверен, что не сумею сделать надрез правильной глубины. Не хватало только вынуть дитя с перерезанной шеей! Так что я, пребывая в растерянности, провёл окровавленной рукой по волосам да начал повторять всё то, что уже делал. Всё безрезультатно по новой.

— Какого хера ты всё ещё тут, Странник?! — зло выкрикнул Сокол, совершенно внезапно для меня заходя в комнату. В руках он держал мой деревянный ящик. За его спиной стояли Лиза и Элдри.

— Бочки отправили?

— Отправили.

— Тогда иди на стену. Мы с Элдри придём, как закончим.

— С этой шлюхой, что ли?! — рассердился Сокол и бесцеремонно бросил свою ношу на пол. — Да я сейчас сам с ней закончу!

Он вытащил нож, намереваясь убить Герду, но я, несмотря на усталость, создал перед ним опасно мерцающий энергетический щит.

— Ты ничего с ней не сделаешь, — хладнокровно пояснил ему я. — Я должен ей помочь.

— А Драконоборцу ты помочь не должен? Северянам помочь не должен, а?!

— Уймись!

— Сам уймись, сука! Эти грёбаные скоты начали атаку не по плану. Наши уже на стенах мрут! Что ты сделаешь с баллистами, если все катапульты взрывные болты порушат?!

— Если атака началась, то катапульт уже не существует.

— У тебя же запасной план был!

— И он есть до сих пор. Но сначала мы примем роды.

— Охереть! — рассвирепел Сокол. — Какая-то пизда похерит нам всю войну!

— Можешь идти и пожаловаться Холще.

— Малая, кидай ему сумку и пошли!

Элдри, испуганно рассматривающая залитую кровью постель и алый пол под ней, вздрогнула. Задумалась. И покачала головой.

— Где Морьяр, там и я.

— И плевать на вас!

Сокол грубо ткнул Элдри в грудь и ушёл, поправляя лук за спиной. Лиза, которую он едва не сбил с ног, с опаской оглядываясь, сразу закрыла дверь как можно плотнее. Повисло крайне отвратительное напряжение, но я всё равно тут же раскрыл сумку и принялся копаться в её содержимом.

— Морьяр, им ведь на стене без нас плохо совсем, — тихо намекнула Элдри, что я совершенно не прав.

Я промолчал.

А потому она сказала тоже самое напрямую:

— Разве ты не видишь, что без тебя и меня Стаи больше не будет?

— Нет, Элдри. Не вижу. Я не пророк видеть смерть.

— Все наши умрут.

Мне не хотелось спорить, а потому я взял её за руку и подвёл к Герде. Затем положил ладонь девочки на низ живота, где, словно ожидая именно этого прикосновения, вдруг начал шевелиться ребенок.

— Наши могут и не умереть. Но эти двое действительно умрут без твоей помощи.

— Но…

— Не говори ничего, — попросил я. — Если хочешь уйти отсюда, то уходи. Я не стану тебе мешать.

— Да почему они важнее Холщи, Лиса, Шептуна, Адмирала…

— Да ничем не важнее! — перебил её праведное возмущение я. — Просто отринув всё личное и важное, задавая самому себе вопрос, где бы мне хотелось быть, я ответил, что предпочитаю быть здесь. Быть здесь и спасти жизни! А не там и отнять!

Я нервно взъерошил свои волосы и продолжил:

— Или ты не понимаешь, что едва появишься на стене, как у тебя никакого выбора не останется, как убивать? А, Элдри? Хочешь убивать людей?! Так давай. Иди! Поверь моему опыту, это очень увлекательное и упоительное действо. Мало чего есть притягательнее, чем наслаждаться собственной властью над прерыванием судеб!