— Неважно. Наверное, у меня просто сегодня день такой.
— Какой?
— Неудачный.
— А как его хорошим сделать?
— Уже никак, — посмотрел я на солнце. — Вечер уже. День кончился.
— И что теперь?
— А теперь всё. Плохо тебе будет.
Я грозно поглядел на своего Шершня. Элдри сразу боязливо сжалась, и я, внутренне усмехаясь, но внешне оставаясь предельно серьёзным, нагнулся, быстро скомкал снежок и пульнул его в неё. Девочка радостно взвизгнула и, желая отомстить, начала лепить свой шарик из снега.
— А я вот так! — уворачиваясь от её атаки, воскликнул я и с помощью магии поднял целый вихрь снежинок, намереваясь засыпать ими противницу.
— Нет! Нет! Так не честно! — замахала она руками, но я был безжалостен. Так что Элдри пришлось топить снег, повышая температуру воздуха вокруг себя.
— А сама-то! Сама! — я заморозил образовавшуюся воду. — Попробуй теперь догони меня!
— Да куда ты убежишь?
Передо мной возникла низенькая стена огня. Из-за неё мне пришлось обернуться, чтобы встретиться лицом к лицу к «настоящей опасности». Одновременно я заметил, что на улице стали собираться настороженные любопытные… Что же. Не каждый день люди видят, как маги играют! Так что я как можно более эффектно создал снеговика и заставил его двигаться в сторону Элдри.
В дом Стаи мы не возвращались до поздних сумерек. Правда, из-за времени года не особо поздними они и были. Солнце садилось рано и быстро. К моменту нашего прихода Данрад куда-то ушёл, никакого пленника тоже уже не было, а Браст лежал в дальнем углу и тоскливо прижимал к лицу тряпку, чтобы остановить хлещущую из его сломанного носа кровь. На нас он зыркнул исподлобья и тут же отвернулся к стене. Элдри с жалостью посмотрела на него, но, сталкиваясь со мной взглядом, пошла заниматься починкой игрушечного медведя, а не целительством. Я внимательно посмотрел ей вослед и спросил остальных:
— Что-нибудь нужное выяснили? Или зря пытали?
— Да как сказать? — грустно вздохнул Адмирал Джейк. — Выяснили. Будет нам не жизнь, а малина. Сегодня можем спать спокойно, а послезавтра перед рассветом диграстанцы в атаку пойдут.
— Да ну? — усомнился я. — У нас горожан столько. Если бы они о них не думали, то ещё вчера бы напали.
В ответ на это Данко усмехнулся и объяснил:
— А тут, сука, расклад такой ныне. К ним к будущему вечеру кто-то усраться как важный, да ещё и подмогой, притаранить должен. Калечный смолчал кто, но этого кого-то по ту сторону стен очень ждут. Потому нас и жалеют.
— М-да.
Информация мне не понравилась, а потому последующие слова Адмирала и вовсе испортили мне настроение:
— Драконоборец велел передать, что баллисты из строя выводить тебе с Малой.
— А почему сразу нам-то?!
— Потому что лучниками их на таком расстоянии не взять. Катапультами с башен тоже. Да и катапульты эти самыми первыми болты срежут.
— Не, это, конечно, логично, — согласился я, хмурясь. — Но что мы вдвоём-то сделаем? Там семь баллист, и они отнюдь не близёхонько стоят. Чего Холща никак уяснить не может, что я ему маг, а не сказочный чудотворец?
— Шаманы Льёгвара вообще ничего сделать не смогут, — с презрением хмыкнул Шептун.
— Они неплохо так зелья варят и могут зреть будущее, — постарался реабилитировать я коллег по ремеслу.
— Смысл-то в их будущем?! — звонко рассмеялся Лис. — Вот один наверещал Льёгвару кой-чего, так ему тут же голову и срубили, значит, чтоб остальным не повадно ерунду трещать было.
Столь показательный пример заставил и меня заткнуться. Я достал глиняную табличку и мел да сел за стол решать заданную главарём головоломку.
Глава 14
Как я заснул за столом, я не помнил. Вроде и глаза не слипались, а взял да и задремал что-то, едва вокруг послышалось сопение спящих людей. Перед рассветом, решивший пойти отлить, Адмирал Джейк, правда, меня разбудил. Я сонно похлопал ресницами, поглядел на залитый воском подсвечник, в котором не осталось даже огарка свечи, и, силой воли влача затёкшее тело, рухнул на лежанку. А там все посчитали за лучшее меня не трогать. Наверное, наивно подумали, что я работал всю ночь напролёт. Так что моё второе пробуждение состоялось далеко не ранним утром. Оно пришлось за пару часов до полудня, но первым, что я увидел, стало не местоположение солнца на небосклоне и не балки потолка, а огромные жуткие глаза-пуговицы. Пока я спал, Элдри сунула мне своего медведя прямо к лицу, не предполагая, что вместо радости со мной едва разрыв сердца не случится.
— Треклятье, — понимая, что к чему, осипшим голосом выговорил я.
— Проснулся? — спросил меня Данко.
— Ага, — я прочистил горло и спросил: — Где все остальные?
— Наш главный всем дело нашёл. Я вот, сука, у него ваще до самых верхов дослужился! Он мне мозги выеб, как бабе, и торжественно за хозяйку в своём доме пристроил, — горько высказал лучник. — Сказал, что всё равно пострелять не пустит. С одной ногой типа от снарядов не побегаешь… Как будто за домом я ему с одним глазом услежу!
— А Элдри где?
— Он её с Соколом отправил, чтобы со стен на диграстанцев поглядела.
— Вот урод, — только и сказал я.
— Урод то урод, но я его понимаю, — пожал плечами лучник. — Он прав, что за неё взялся.
— А я не прав, значит? — тут же насупился я.
— И ты прав. Но, сука, меньше.
— Это отчего же?
— Ты ведь знал, какое говнецо Стая, когда к нам набиваться в други пришёл?
— Знал.
— И что? Тебе самому озарение-то не ниспадает, что твоё право вырастить из дочки милосердную барыньку-недотрогу тут никому понятным не кажется?
— Это ты разбил нос Матёрому?
— Я.
— Тогда не буду говорить вслух то, что только что про тебя подумал. Я ж знаю. Ты не любишь, когда я болтаю.
— При Холще тоже рот на замке держи, — усмехнулся Данко. — Это он мне приказал, и, мать его, не забыл потребовать, чтобы я тебе ничего не вздумал ляпнуть.
— А ты взял да всё и выложил.
— А чё такого? Ты шибко умный, гад. Сам понимаешь, что стал бы я из-за тебя такому матёрому бугаю морду бить!
Я улыбнулся и приятельски похлопал лучника по плечу.
Наверное, виноватой в том, что мы не сдружились, была Марви, а именно её выбор после битвы с драконом. Не могу сказать точно, но я слишком часто возвращался к этому воспоминанию, чтобы искать причину в чём-то другом. Да и любил её Данко. Действительно любил. Так что, скорее всего, Марви причина. А даже если и нет, то пусть у меня не получилось сблизиться с ним так, как с Сорокой, но за столько лет совместной жизни я всё равно научился ценить этого соратника. И он меня, на самом-то деле, тоже.
Данко тем временем деланно поморщился. По сути, он был хорошим человеком, однако не любил этого показывать. А сейчас его угнетала плюс ко всему собственная бесполезность. И всё же один глаз и хромота были лишь половиной беды. В Данко что-то перегорело. Я прекрасно чувствовал его внутреннее безразличие.
… Наверное потому, что подобное уже не первый день ощущал и в себе.
— Не думал вновь у Холщи об отставке просить?
— Нет. Он знает, что мне на воле не жить.
— А мне думается, что это то, чего тебе не хватает, — сознался я, и Данко рассмеялся. Звонко и задорно. Но постепенно смех его стал грустным, а лицо приобрело тоскливое выражение.
— Я ведь, сука, присоединился к Стае незадолго до тебя. Всего несколькими неделями ранее. А до этого у меня даже свой хутор был. И жёнка.
Я удивлённо приподнял бровь, и ему пришлось пояснить:
— Стрельбе я выучился, едва стол перерос. Отец у меня охотой хлеб добывал. Хороший охотник был, удачливый, но, как мне девять зим стукнуло, его медведь-сволочь задрал. Мать моих младших брата с сестрой в реке потопила от горя. А я большой уже был. Вырвался. К дядьке кров просить пришёл. У него в ту пору своих малолетних ртов было немерено. Так что, пусть он меня не обижал, но накормить не мог. Вот я, сука, и подался с голодухи через год-другой в город. К наёмникам навязался. С ними долго вместе кого надо отстреливал. Мне ж, что дичь, что человек. Всё одно. А деньги копились. И живот наконец-то набил, и бородой обзавёлся. Вот я и решил, что хватит с меня жизни разгульной-то! Купил землю, поставил дом, приоделся порядочно да женился на веселушке. Она и работала хорошо, и в постели хороша была. О детях подумывать стали.